Можно ли спасти русские деревянные города? - вопрос открыт

Автор статьи - Андрей Иванов, зам. гл. редактора журнала "Архитектурный вестник"

Подборку материалов о русском деревянном городе и деревянной архитектуре открывает интервью с Вильямом Крафтом Брумфилдом - профессором славистики и преподавателем школы архитектуры в университете Тулейна (Новый Орлеан). В 1973 г. В.Брумфилд получил звание доктора в Калифорнийском университете, Беркли (славянские языки, специализация: российская литература и история XIX в.). Преподавал в Гарварде, университетах Висконсина и Виргинии. Член РААСН с 2002 г., Российской Академии художеств с 2006 г. Автор многих книг по русской архитектуре с авторскими фотографиями: Gold in Azure: One Thousand Years of Russian Architecture. Boston: David Godihe Publisher, 1983 (Золото в лазури: тысяча лет русской архитектуры); The Origins of Modernism in Rissian Architecture. Univ. Of California Press, 1991 (Истоки модернизма в русской архитектуре); A History of Russian Architecture. Cambridge Univ. Press, 1993 (История архитектуры России); Lost Russia: Photographing the Ruins of Rusian Architecture. Duke Univ. Press, 1995 (Потерянная Россия: запечатлевая руины); Landmarks of Russian Architecture: A Photographic Survey. Gordon and Breach Pudlishers, 1997 (Вехи архитектуры России: фотообозрение), Вологодский альбом. М. Три квадрата, 2005. Имеет множество других публикаций по русской архитектуре и литературе, регулярно читает лекции в университетах и музеях Северной Америки и Европы. Книги о Тотьме и Иркутске «Архитектурное наследие в фотографиях» (М. Три квадрата, 2005 и 2006) стали первыми в новой серии публикаций В.Брумфилда «Открывая Россию». Фотоработы Брумфилда по русской архитектуре, неоднократно выставлявшиеся в различных музеях и галереях, являются частью собрания Фотографического архива Национальной Галереи Искусство в Вашингтоне (см. www.cultinfo.ru/brumfield). Среди передвижных экспозиций - «Русское деревянное зодчество» и «Потерянная Россия: Фотографии Вильяма Брумфилда».

- Вильям, Вы по образованию славист, специалист по русской литературе и истории XIX в. Каким образом Ваш интерес переключился с литературы на русскую архитектуру? И задумывались ли Вы о взаимосвязях литературы и архитектуры в России? Ведь у нас архитектура часто очень литературна. С другой стороны, тема города была одной из ведущих в русской литературе XIX в. Не спровоцирован ли этот переход самой литературой? Или Вы, приехав сюда впервые в 1970 г., просто увидели нашу архитектуру - и не смогли устоять?

Вильям Брумфилд: Вы правы во всех отношениях: все эти факторы играли роль. Читая русский роман, я имел представление о среде русского города. Кстати, Достоевский - глубоко верующий человек - мало описывает средневековую архитектуру, образ церкви отсутствует в его произведениях. Но о городской среде он писал гениально - и вполне в русле актуального тогда общеевропейского подхода к архитектуре как к историческому тексту. Понимая городскую среду в единстве с героем - как часть мышления нового человека. Это сложная тема, мы сейчас можем лишь упомянуть об этом… Но связь между литературой и архитектурой была у меня всегда.

- Вашим первым русским городом был Ленинград?

В. Б. Нет, первый - Москва. Здесь я и начал снимать. Но Москва - такая великолепная каша… А потом я поехал в Петербург, снимал и там (показывает цветные иллюстрации своей недавно переизданной «Истории архитектуры России» - самой полной истории русского зодчества, когда-либо выходившей на иностранных языках) - и понял: мне повезло, что я выбрал для своей работы именно этот город. Во-первых, там богатейший архив «Пушкинского дома». Во-вторых, Петербург для начинающего исследователя более доступен. Планировка, перспективы - он хорошо читается. И, как Вы знаете, там можно ходить по городу (в принципе, это можно делать и в Москве, только здесь это чуть сложнее). И ещё - Петербург перекликался с моими новоорлеанскими корнями, все же эти города - ровесники, и основаны они оба на принципах французской планировки крепостных городов. Так что Петербург был понятнее, и я целыми днями ходил по этому городу. Тогда, в начале 70х, ещё жил внук Достоевского, он меня и сопровождал… Для меня это было важное время. Очень много работал, постоянно фотографировал, совершенно не представляя, зачем.

- Все, что мы делаем с любовью, рано или поздно пригождается…

В. Б. Конечно. Сейчас эти 2000 снимков - ценнейший материал, «портрет» города на то время…

- Но давайте продвинемся в сторону городов деревянных. Почему Вы так полюбили эту тему? Это даже немного странно. Западные люди чаще обращают внимание на золотые купола, дворцы, в конце концов городскую каменную застройку… Откуда такой интерес именно к деревянной архитектуре?

В. Б. Дерево - это удивительный материал - универсальный, гибкий, - и «средовой». У нас ведь есть своя деревянная архитектура. Правда, с другой, каркасной, конструкцией. Все-таки в Новом Орлеане было - ну, я не знаю, сколько десятков тысяч деревянных домов… Целая деревянная среда. Но в России это особенно интересно, потому что здесь все так плотно сделано. Вот эти рубленые дома, церкви - в них действительно соединены красота и польза. Можно и не быть русским человеком, чтобы понимать - это огромный вклад в мировую культуру.

Это ясно. Вот то, что будет дальше - понятно не совсем. Вообще судьба дерева в России как-то слишком тесно связана с политикой…

Ведь вначале ХХ в., даже вначале советского периода продолжали строить солидные, огромные деревянные дома на севере. В Архангельске, или в Кимже (Мезенский район Архангельской области) - там в 1920х гг. очень много построили деревянных домов в старой традиции. Потом - коллективизация - сломали этот мир. Переселенцы, миграция по стране, перемешивание народа - и обескровленные деревянные поселения начали разрушаться. А в 60е объявили не перспективными тысячи деревень - понят, но, что это значило для их застройки1. И тогда же или немного раньше А. В. Ополовников начал заниматься спасением деревянных памятников. Он очень много сделал, в т.ч. и довольно спорного… А потом стали их собирать - в заповедники. Но заповедники - это такое жалкое дело2… Есть получше, есть похуже, но это такая искусственная среда… для туристов, жителей новых городских районов…

- Авторы их считали, что другого способа спасти эти памятники не было, что сохранить их на родном месте уже нельзя…

В. Б. Да. Но ирония в том, - возьмем Малые Карелы - лучший пример таких заповедников, - все равно ведь гниют свезенные туда памятники…
И, конечно, я очень тщательно слежу за спора ми вокруг Преображенской церкви в Кижах.

- Ситуация с церквями более-менее понятна. Все же это отдельные здания, для их спасения можно применять разные технические решения, норвежские ли, иные, и я надеюсь, что по крайней мере самые знаменитые из них не погибнут. Со старыми городами, где деревянные здания являются одновременно социальной средой, другая история - вот с ними-то что делать?

В. Б. Ни городские власти, ни состоятельные люди не интересуются этой проблемой. Например, в Вологде. Город, вроде бы известный своей деревянной архитектурой, все её хвалят, и т.д. А на самом деле, в деревянных домах там не хотят жить. И сейчас там жесткий конфликт между сторонниками деревянной архитектуры и людьми с деньгами. А в результате - сплошные пустыри. Поджоги домов. И ещё новый способ, который я вообще не принимаю - строят новый кирпичный дом с деревянной обшивкой «под старину». Господи, ну зачем?! Если хочешь жить в каменном доме - пожалуйста. Но не скрывай этого.

Я видел своими глазами: прекрасные дома, стоят вдоль реки - их поджигают. Для оформления пригласительного билета на мою выставку в Музее архитектуре им. А. В. Щусева в сентябре 2001 г. был выбран хрестоматийный дом Астафьева, с великолепным балконом, на Пречистенской набережной р. Вологды - не зная, что ещё в апреле его сожгли. Я сам узнал об этом только в том октябре… А что там сейчас стоит на его месте - это страшно… Поезжайте туда - такой урод, жуткий такой «особнячок» в «шубе». А кто построил? - Крупная нефтяная компания, по словам вологжан. Ну извините, чего же хотеть, если город так смотрит на свое наследие. Да, жильцы не хотят жить в деревянных домах. Удобств нет. Конечно. Само собой разумеется. Но прекратите дурака-то валять. Хотите снести - снесите. Постройте новые, каменные, но честно.

- Так уж у нас вышло: деревянное жилище часто ассоциируется с ушедшим бытом, с бедностью… Большинство состоятельных людей пока не настроено жить в деревянном доме.

В. Б. Да, согласен, я долго об этом думал. Хотя об этом не пишут - с идеологической точки зрения это не принято («дерево - наше наследие», и т.д.). Я говорил в свое время, лет 10 назад, когда много строили новых срубов, с некоторыми их владельцами. Ведь нужно много усилий - такой дом поддерживать. А они не умеют и не хотят… Раньше строители-хозяева деревянных домов умели ухаживать за ними. А новые люди считают: построй, дай ключи, и будем, ничего не делая, жить вечно. Все.

А среди городов есть хорошее исключение - это Тюмень. Там есть деньги, как Вы знаете, но деньги там дела не портят. Наоборот - я сам видел, как состоятельные люди вкладывают средства в любовное сохранение деревянных домов. И вот ключевой вопрос: почему, с чем это связано? Почему в Тюмени или у нас в Новом Орлеане сохраняют деревянную застройку, а в Далласе, Хьюстоне, большинстве российских городов - нет?
Это важный вопрос: почему именно в Тюмени? Пожалуйста, интересуйтесь. Надо ответить на него. Уже пришла пора это исследовать - пока ещё не поздно.

- Я пытался исследовать - в Городце, где с удивлением обнаружил, что люди хотят жить в деревянных домах. А почему - здесь, как всегда, несколько причин. Так, довольно много семей из поколения в поколение владеют собственными домами, никогда не уезжали оттуда. Эта традиция жить на одном месте, поддерживать родовое гнездо - она там сохраняется. И она влияет и на соседей - те немножко завидуют. И когда у человека появляется денег побольше, он может купить такую усадьбу и, не будучи прямым наследником, перенимать эту традицию - по примеру, по образцу3. А по-чему в больших городах деревянные дома ассоциируются с бедностью - особняки были превращены в коммуналки - 8 квартир вместо одной, с общей кухней и удобствами во дворе - вот там и рождается ощущение бедного дома.

В. Б. Совершенно верно. Ведь в начале ХХ в. в Вологде в этих домах жил «средний класс» того времени. Там было много двухквартирных домов - с двумя входами, но все-таки это были далеко не бедные люди.
А в Тюмени - в основном небольшие, одно семейные дома.

- Возможно, в начале ХХ в. быстро развивавшаяся уездная Тюмень, «столица деревень», была все же несколько беднее древней Вологды - губернского центра4.

В. Б. Да, деловой центр Тюмени того времени по сравнению, скажем, с Омском - это просто смешно. Коммерческая деятельность концентрировалась в Омске - воооот такие здания начала ХХ в. Каменные. А Тюмень - это просто как Кашин или другой провинциальный городок… Но все-таки в Тюмени были тогда хорошие деревянные дома, в основном одноэтажные. И строили их очень плотно. А признаком богатства были наличники. Очень своеобразные, в нескольких разных стилях.

- Это ведь было дорого - так украшать дом.

В. Б. Очень дорого… И что меня ещё удивляет - все-таки это Сибирь, континентальный климат. Но на фасадах этих домов - столько стекла! И люди почему-то тратили деньги и на наличники, и на двойное остекление.

- Ну, а в Америке в прошлом веке не было смены отношения к деревянным домам?

В.Б. У нас в Новом Орлеане - не было, их всегда сохраняли. А вот по причине их архитектурной ценности или просто потому, что это объекты недвижимости - это зависит от района. Есть места - культурные центры, как, например, Гарден Дистрикт, считающийся охранной зоной. Но сотни других кварталов - там было просто приятно жить. Очень разумно строили в очень суровом климате. Там жара жуткая. Влажность. А в деревянном доме приятно. Так и жили - не дураки все-таки.

Так что основная часть - это просто типичные, рядовые дома, не имеющие статуса памятников. Но очень интересные. Своеобразные. И это уже наследие, среда. Люди просто сами по себе её сохраняли, продолжая там жить.

- Я знаю и другой случай. Есть такой пример русского колониального города - Ситка на Аляске, бывший Новоархангельск. Вот там после ухода русских постепенно снесли все, осталось 4 подлинных деревянных дома всего. Но зато сейчас жители включили русское наследие в состав городского бренда и вовсю восстанавливают утраченное, строят новоделы…

В. Б. Ну что же, у нас как у вас - сносят, переделывают, воссоздают. Только, по словам А.Комеча, новодел - это мертвое дело.

- И все же кто, по Вашему опыту, мог бы стать субъектом, движущей силой более бережного отношения к деревянной городской архитектуре у нас в России? Или нам уже можно смириться, согласиться с тем, что это уходит?

В. Б. Я сейчас убежден: без общественности, общественного мнения, общественного движения ничего не получится. Никакие градостроительные регулятивы без этого не помогут.

- А как же Тюмень - там ведь обошлось без общественных движений?

В. Б. Думаю, нет. Может быть, в прямом, институциональном виде их и не было, но многое же зависит от духа города. От примера. Люди видят некий образец и рассуждают: а каким же образом это сделано…

- Фактор примера очень важен на местном уровне. Вот в Городце: бывший секретарь райкома партии, ставший в начале 90х бизнесменом, покупает деревянный дом в центре, реставрирует его за свои деньги, пристраивает к нему все, что нужно - ванную, баню, гараж, что-то из кирпича, но сохраняет старое деревянное ядро, - и другие горожане задумываются: если этот человек это сделал, почему бы и им так не поступить? Пусть формального движения нет, но ведь люди общаются, разговаривают друг с другом… И начинают потихоньку делать что-то подобное.

В. Б. Да. Мы часто ищем глобальное решение. А на самом деле оно невозможно. Вологда это показывает. Но - я не фаталист. Я думаю, что все-таки можно этим заниматься, пока ещё не поздно. Только без учета того множества невидимых факторов, которые создают понимание городской среды, ничего не получится… Без общественности, без влияния состоятельных людей, без согласия между разными слоями населения, что это дело не только богатых, или интеллигентов, равно как и без участия городской администрации - ничего не выйдет.

- И последний вопрос, чуть провокационный. По-моему, архитектурная фотография, к которой Вы напрямую причастны, как ни парадоксально, для русских деревянных городов сыграла негативную роль. Выпуск подарочных альбомов («Деревянная архитектура Томска», «Деревянное кружево Костромы», «Деревянная резьба Тюмени» и пр.) с сотнями красивых снимков резьбы, наличников, колонок постепенно сформировал декоративистское отношение: важен не дом с владельцами как часть города, не особый уклад жизни, не элемент городской среды, а вот эта декорация, «шкатулка с резьбой». Отчего же тогда не перенести её в музей под открытым небом или просто в музей? Снять эти наличники - ведь они-то и ценны. То есть, книги становятся не охранной грамотой, но своего рода оправданием разрушения: фиксируют красоту, и после этого начинается коллапс. Что Вы думаете по этому поводу?

В.Б. Я понимаю проблему. Но, мне кажется, мы так её формулируем, потому что чувствуем себя беспомощными перед реальностью. Виноваты не я и не Вы. Хотя я знаю одного человека, который больше не публикует результаты своей полевой работы. Потому что ему стало известно, что как только он откроет новое место, напишет о нем, туда начинают ездить «черные реставраторы» - разбирать, красть детали и т.д. Не знаю, может быть, он и преувеличивает… Но в бедах деревянных городов виноваты не отдельные исследователи, фотографы или издатели. Это комплексная проблема.

AB 5 (92) 2006 Архитектурный вестник / Журнал / AB 5 (92) 2006 / Российский город - «case-study»